Народная культура сегодня и проблемы ее изучения - Т.Ф. Пухова
Но как и почему меняются взгляды самого
паломника?
Представление о мире, отпавшем от Бога и,
следовательно, отданном Антихристу во власть, наиболее полно реализуется в
эсхатологических легендах, присутствуя и в других фольклорных жанрах, скажем,
в духовных стихах. Так, важной частью легенд о «далёких землях» является то,
что эти земли для Антихриста недоступны (см., к примеру, [Левинтон; Чистов
2003], а также отчасти цитированные выше фрагменты «Путешественника»).
Подобным же свойством обладают, по мнению людей из прицерковной среды, и
прихрамовые, «святые» земли ([Тарабукина 2003]). А.А. Панченко отмечает, что
«эсхатологические нарративы особенно интенсивно распространялись в деревенской
среде во время войн,... революций и радикальных социальных реформ (в частности,
коллективизации)» ([Панченко 2006: 235]), так что нет ничего удивительного в
том, что подобным настроениям поддался и дед-паломник из поэмы. Однако
близость «последних времён» должна бы, напротив, усилить решимость паломника, а
не привести к тому, что тот без видимых причин «не дошёл». Могло ли так случиться,
или этот эпизод поэмы полностью навеян идеологическими причинами?
Представляется, что тут возможны следующие соображения. По наблюдению Ю.М.
Лотмана, разделение стран (или мест) на «еретические, поганые или святые»
приводило не только к тому, что стремление к святости требовало «отказаться от
оседлой жизни и отправиться в путь», но и к тому, что «исход путешествия (пункт
прибытия) определяется не географическими (в нашем смысле) обстоятельствами и
не намерениями путешествующего, а его нравственным достоинством» ([Лотман 1992:
408 - 410]). В частности, препятствием могло послужить описанное в поэме
«смущение» деда-паломника. Возможно, однако, что дед отказывается от своего
намерения, поскольку то, что он видит по пути, не соответствует ожидаемым
сценам «последних времён», которые, конечно, должны наступить, если Бог
оказывается «не у власти».
162 
